Л. Б. Макеева

Рудольф Карнап

Рудольф Карнап (1891 — 1970) занимает особое место в истории логического позитивизма — одного из наиболее влиятельных течений философской мысли XX столетия. Их судьбы неразделимы. Карнап был среди тех, чьими усилиями закладывались основы этого философского направления; в течение долгих лет он возглавлял это движение, наиболее последовательно разрабатывая и отстаивая его доктрину; смерть признанного лидера логических позитивистов подвела итог и всему направлению философской мысли, которое вдохновлялось его неустанным творческим поиском. Вместе с тем их неразрывная связь проявилась и в том, что деятельность Карнапа — наиболее полное воплощение того образа научной философии, который стремились утвердить логические позитивисты. Р.Карнап прожил довольно долгую жизнь. Он родился в 1891 году в Германии, в местечке Ронсдорф вблизи Бремена. С 1910 по 1914 год изучал математику, физику и философию в Фрейбургском и Йенском университетах. Среди учителей Карнапа — выдающийся логик, математик и философ Готлоб Фреге, оказавший сильное влияние на его взгляды. После окончания первой мировой войны, в которой он принял участие, Карнап возобновил учебу в Йенском университете ив 1921 году защитил докторскую диссертацию по философским основаниям геометрии. В 1926 году он получает должность приват-доцента в Венском университете, и с этого момента начинается его активное участие в работе Венского кружка, созданного известным австрийским физиком и философом Морицем Шли-ком. Философская доктрина, разрабатываемая членами Венского кружка, получила название логического позитивизма (или логического эмпиризма), и Карнап вскоре становится признанным лидером нового направления. В 1928 году выходит в свет первый фундаментальный труд Карнапа — «Логическое построение мира». С 1931 по 1935 год Карнап возглавляет кафедру философии природы при Германском университете в Праге, продолжая тесное сотрудничество с Венским кружком. В 1934 году появляется вторая его крупная работа — «Логический синтаксис языка». Распространение нацизма вынуждает Карнапа эмигрировать в 1935 году в США, где он получает должность профессора философии в Чикагском университете, которую занимает с 1935 по 1952 год. В этот период его интерес в основном связан с исследованиями в области логической семантики, индукции и теории вероятности, которые завершились изданием серии работ под общим названием «Исследования по семантике» (1942—1947) и фундаментального труда «Логические основания вероятности» (1950). В 1954—1961 годах Карнап возглавляет кафедру философии Калифорнийского университете в Лос-Анджелесе. Отойдя в 1961 году от активной преподавательской деятельности, он до самого последнего дня продолжал интенсивно работать над созданием системы индуктивной логики.

Логике принадлежит особое место в творчестве Карнапа и других членов Венского кружка. Логический позитивизм потому и называют «логическим», что он придавал исключительно важное значение методам логики как средству философского анализа. Однако в трудах Карнапа логика выступает не только как средство, но и как предмет исследования. Результаты, полученные Карнапом в области логического синтаксиса и семантики, в методологии дедуктивных наук и в построении систем индуктивной логики, имели важное значение для последующего развития логических дисциплин.

Помимо логики важную область исследовательских интересов Карнапа занимали проблемы эпистемологии и философии науки. Применяя метод логического анализа к решению указанных проблем, Карнап прежде всего стремился к тому, чтобы полученные результаты как можно лучше согласовывались с реальной практикой научного исследования.

Всегда открытый для серьезной и конструктивной критики, он не боялся признавать ошибочность отдельных положений своей теоретической системы, даже если это касалось принципиально важных вопросов. Меняя не раз свои взгляды на протяжении долгого и плодотворного творческого пути, Карнап тем не менее сохранил приверженность определенным идеям и принципам. Эволюция взглядов Карнапа происходила в основном в направлении большей гибкости его позиции, лучшей ее согласованности с научной практикой. Ниже мы кратко охарактеризуем основные темы и идеи, которые, подвергаясь постоянному уточнению, прошли через все творчество Карнапа. Однако прежде следует упомянуть о тех философах, которые оказали наибольшее влияние на философские взгляды Карнапа.

Ранее мы уже говорили о Г.Фреге, исследования которого убедили Карнапа в том, что математическое знание по своей природе является аналитическим и может быть сведено к логике1. Изучение классического труда Б.Рассела и А.Уайтхеда «Principia Mathematica» (1910—1913), поразившего Карнапа той ясностью мышления, которая может быть достигнута с помощью логического символизма, еще более укрепило его в убеждении, что математика может быть построена на фундаменте логики. Идеей, во многом вдохновившей Карнапа на написание «Логического построения мира», была концепция Рассела о «дефинициальной реконструкции» мира, изложенная в его работе «Наше познание внешнего мира» (1915). Однако наибольшее влияние на взгляды Карнапа, как, впрочем, и других членов Венского кружка, оказал «Логико-философский трактат» Л. Витгенштейна. Написанный в 1921 году за несколько лет до создания кружка, «Трактат» был воспринят логическими позитивистами как выражение нового взгляда на философию. Именно в «Трактате» они усмотрели формулировку принципа верификации, принесшего наибольшую известность логическому позитивизму. Именно в «Трактате» объявлялось, что утверждения традиционной философии лишены познавательного смысла, — позиция, которая в дальнейшем превратилась в развернутую программу «очищения» науки от метафизики.

Если попытаться определить, что служило объединяющим началом в творчестве Карнапа, чтб проходило лейтмотивом через все его творчество, так это — неустанный поиск все более строгих экспликаций основной идеи эмпиризма, согласно которой все наше знание о мире в конечном итоге выводится из опыта.

Логический позитивизм явился продолжением и в то же время — радикальным переосмыслением старого эмпиризма. Логические позитивисты, включая Карнапа, отказались от психологической трактовки тезиса о сводимости знания к его эмпирической основе, трактовки, характерной для прежних эмпиристов, для которых это сведение означало установление того, как понятия («идеи») возникают из элементов «чувственно данного» («ощущений») в индивидуальном сознании познающего субъекта. Отбросив это психологически-генетическое объяснение развития человеческого знания, логические позитивисты предложили иную трактовку эмпиризма, выдвинув требование, что все понятия эмпирических наук с помощью логических средств должны быть сведены к некоторому классу элементарных высказываний, которые явились бы неопровержимыми элементами знания и выступили критерием истинности и даже критерием осмысленности для всех других высказываний. Таким образом, в логическом позитивизме базисность эмпирического знания была истолкована не как отправной пункт в формировании системы знания, а как абсолютный предел логического анализа знания. Элементарные предложения, к которым, как полагали логические позитивисты, могут быть сведены все высказывания эмпирических наук, получили название «протокольных», поскольку они трактовались как записи (протоколы) непосредственного опыта, свободного от каких-либо внеэмпирических примесей.

Сам Карнап задачу экспликации основного тезиса эмпиризма видел в следующем. Во-первых, необходимо сформулировать язык с четко заданной логической структурой, в котором могут быть выражены как данные непосредственного опыта, так и положения эмпирических наук. Во-вторых, в рамках этого языка следует выделить ту его часть, которая используется для описания данных непосредственного опыта, то есть указать словарь исходных терминов, а затем четко определить логические процедуры сведения терминов и предложений эмпирических наук к терминам и предложениям, в которых фиксируется непосредственный опыт. Таким образом, задача экспликации основной идеи эмпиризма, согласно Карнапу, состоит в построении формальных языков со строго заданной логической структурой, пригодных для описания всех эмпирических явлений.

Попытку точного описания отношений между научным эмпирическим знанием и непосредственными данными опыта Карнап предпринимает в «Логическом построении мира» (1928). В этой работе в качестве фундамента эмпирической редукции он выбирает феноменалистический язык, то есть язык, в котором могут быть описаны элементы индивидуального чувственного опыта, и ставит задачу показать, как к этой основе могут быть сведены все термины эмпирических наук.

Следует отметить, что в этой работе понятие сводимости трактуется в смысле явной определимости: понятие X считается сводимым к множеству понятий У, если каждое предложение, содержащее X, можно перевести, сохраняя его истинностное значение, в предложения, содержащие понятия множества У. Словарь исходных терминов Карнап ограничивает одним-единственным предикатом, обозначающим отношение «осознаваемого сходства» между элементарными данными опыта, которые он трактует как поперечные сечения потока восприятия. На основе этого предиката он вводит, строго формальным образом, с использованием сложных цепей определений, такие понятия, как «частичное сходство», «круги сходства», «класс качеств», «подобие качеств» и т.д., а уже затем в свободной, неформальной манере конструирует объекты пространственно-временного мира, мира человеческих существ и социокультурные объекты. Тот факт, что Карнап не только предложил общую методологию «дефинициального конструирования мира», но и сформулировал определения для значительного числа понятий, ставит его работу в ряд выдающихся произведений философского эмпиризма.

Привлекательность феноменалистического языка для Карнапа во многом определялась тем, что этот язык, как он полагал, способен обеспечить науку надежным основанием, поскольку предложения, описывающие «непосредственно данное», не нуждаются в проверке и являются бесспорно истинными. Однако вскоре под влиянием критики со стороны видного представителя Венского кружка Отто Нейрата Карнап признал неприемлемость феноменалистического языка для логической реконструкции системы знания. Дело в том, что сугубо индивидуальный характер опыта, фиксируемого в предложениях феноменалистического языка, противоречит общезначимости научного знания и не позволяет объяснить возможность коммуникации и верификации, которые предполагают в качестве необходимого условия интерсубъективность языка.

Это противоречие Карнап попытался разрешить в статье «Физикалистский язык как универсальный язык науки» (1931 —1932). Не отказываясь окончательно от идеи языка, предложения которого фиксировали бы непосредственный опыт отдельных индивидов (в статье он определяет его как «монологический протокольный язык» ), Карнап вслед за О.Нейратом разрабатывает концепцию фи-зикалистского языка, который, в отличие от феноменалистического, является интерсубъективным и выступает как своего рода посредник между монологическими протокольными языками. Физикалистский язык также содержит выражения, обозначающие акты восприятия, которые при этом истолковываются бихевиористски, как описания физиологических состояний.

Рассматриваемая статья Карнапа положила начало известной дискуссии о протокольных предложениях, в ходе которой под влиянием критики со стороны О.Нейрата и К.Поппера Карнап был вынужден признать невозможность такого эмпирически достоверного базиса, который являлся бы абсолютным пределом логического анализа знания и обеспечивал бы науку надежным фундаментом. Эта дискуссия показала, что в науке нет привилегированных протокольных предложений, которые не нуждались бы ни в какой проверке, поскольку каждое эмпирическое высказывание в принципе является открытым для пересмотра.

К аналогичному выводу вели и исследования самого Карнапа, выявившие несостоятельность тезиса о явной определимости понятий эмпирических наук в терминах, фиксирующих «непосредственно данное». Уже в 1935 году Карнап показал, что в экстенсиональных языках (где истинность предложения трактуется исключительно как функция истинности составляющих его элементарных предложений) нельзя определить явным образом, в терминах наблюдаемых характеристик, так называемые дис-позициональные понятия, то есть понятия, выражающие предрасположенность некоторого объекта реагировать определенным образом при определенных условиях и приобретать некоторый наблюдаемый признак. (К числу диспозициональных понятий, составляющих важную часть словаря науки, относятся такие понятия, как «растворимый», «плавкий», «ломкий» и т.д.). Согласно Карнапу, подобные понятия могут быть введены в язык науки только с помощью так называемых «редукционных предложений»2. Если определение устанавливает эквивалентность сводимого предиката и предикатов, с помощью которых это сведение осуществляется при любых возможных условиях, то редукционное предложение устанавливает их эквивалентность только при определенных условиях. А поскольку ситуаций для различного проявления свойства, обозначенного диспозициональным предикатом, может быть бесконечно много, то и исчерпывающее сведение диспозициональных понятий к терминам наблюдаемых характеристик невозможно. Каждый диспозициональный предикат неизбежно является «открытым» для дальнейшего возможного уточнения в контекстах применения.

В результате этих исследований Карнап предложил новую экспликацию основного тезиса эмпиризма в терминах физикализма. Эта его концепция наиболее систематично изложена в статье «Проверяемость и значение» (1936—1937), составившей важный этап в развитии позитивистской философии. В этой статье тезис физикализма, согласно которому язык физики является общим для всей эмпирической науки, был конкретизирован в виде тезиса о «вещном языке», то есть языке, предложения которого описывают «вещи» - наблюдаемые физические объекты и их наблюдаемые свойства. Предикаты наблюдения вещного языка составляют, согласно Карнапу, тот эмпирический базис, на котором, с помощью редукционных предложений, и могут быть введены все научные термины.

Концепция вещного языка практически явилась окончательной формулировкой идеи логических позитивистов о базисном эмпирическом знании. По сути, она свидетельствовала о полном отказе от прежнего «радикализма» как в понимании эмпирического базиса в терминах «непосредственно данного», так и в постулировании возможности определения всех научных понятий в терминах, фиксирующих непосредственный опыт.

Р.Карнап вместе с другими логическими позитивистами разделял убеждение в том, что можно провести четкое различие между высказываниями, которые имеют познавательное значение, и теми, которые лишены его. Поэтому еще одной «сквозной» темой в его творчестве был поиск адекватного критерия для проведения такого различия.

Логические позитивисты, будучи приверженцами эмпиризма, трактовали познавательное значение как непосредственно наблюдаемое содержание понятий. Значение терминов они отождествляли с их эмпирической референцией, а значение высказываний — с выражаемым ими (мыслимым или актуальным) положением дел.

Первоначально логические позитивисты, включая Карнапа, отстаивали верификационную теорию, согласно которой значение высказывания определяется условиями его эмпирической проверки — верификации. Эта теория предлагала довольно простой и ясный критерий для выделения высказываний, имеющих познавательное значение. В согласии с этим критерием высказывание имеет значение тогда и только тогда, когда оно в принципе верифицируемо. Утверждения, не имеющие эмпирического значения, объявлялись Карнапом лишенными смысла псевдовысказываниями. Исключение делалось только для положений логики и математики, которые, по мнению Карнапа, хотя и не обладают фактуальным содержанием, не могут быть отнесены и к бессмысленным, поскольку выражают структуру языка и служат записью схем вывода (т. е. являются аналитическими высказываниями).

Исследованиям как самого Карнапа, так и его оппонентов (прежде всего Поппера) вскоре выявили существенные недостатки верификационной теории значения, опирающейся на экстенсиональную модель знания. Эта теория в сочетании с требованием сводимости всех положений эмпирической науки к протокольным предложениям, описывающим «непосредственно данное», вела к парадоксальному выводу, что все осмысленные предложения науки допускают полное и окончательное подтверждение или опровержение, что явно противоречило «открытости» научного знания, в котором гипотезы и законы никогда не могут быть полностью верифицированы данными наблюдения. Поэтому в статье «Проверяемость и значение» Карнап заменяет понятие верификации более слабым понятием подтверждения (или частичной верификации). Эта замена вместе с существенным пересмотром принципа сводимости (на основе концепции редукционных предложений) вела к значительной либерализации критерия познавательного значения. Согласно новому критерию, значение высказывания не сводится к фиксации «непосредственно данного», а раскрывается через бесконечный ряд высказываний наблюдения, служащих элементами подтверждения.

Следующий шаг в направлении дальнейшей либерализации критерия познавательного значения был сделан Карнапом в статье «Методологический характер теоретических понятий» (1956), где он попытался дать адекватное объяснение логическому статусу теоретических терминов. Карнап показал, что установление эмпирического значения теоретических терминов является сложной процедурой, зависящей от аксиом теории и правил соответствия, определяющих связь теоретических терминов с терминами наблюдения.

Понятие познавательного значения занимало центральное место в выдвинутой логическими позитивистами программе «очищения» науки от метафизики. носимых к метафизике, как и многих других высказыва¬ний, принадлежащих к области этики и эстетики, в разряд лишенных познавательного значения (или бессмысленных) не просто отражало неприятие логическими позитивиста¬ми традиционной философии, но и воспринималось ими как результат строгого анализа языка.

Р. Карнап предложил называть такие лишенные по¬знавательного значения предложения псевдовысказыва¬ниями, поскольку они, по его мнению, не имея значения, только «по видимости» являются утверждениями. А по¬скольку проблемы, как они формулируются в метафизике, предполагают в качестве «ответов» лишь такие псевдо¬высказывания, то и они сами являются «псевдопроблема¬ми», не имеющими реального содержания. К числу таких псевдопроблем Карнап относил прежде всего проблему обоснования реализма, постулирующего существование внешнего мира. Из такого понимания псевдопроблемы вы¬текало, что метафизика является лишь «выражением чув¬ства жизни»: «метафизик верит, что он действует в обла¬сти, в которой речь идет об истине и лжи. В Действитель¬ности он ничего не высказывает, а только нечто выражает, как художник»3.

Хотя в целом Карнап видел источник возникновения философских псевдопроблем в особенностях обыденного языка и его неправильном использовании, он неоднократ¬но возвращался к вопросу о более точной локализации причин их возникновения. В статье «Преодоление мета¬физики логическим анализом языка» (1932) в качестве источника псевдопроблем он указывает два вида псевдо¬высказываний: высказывания, содержащие термины, оши¬бочно считающиеся имеющими эмпирическое значение, и высказывания, чьи конституэнты, хотя и имеют эмпири¬ческое значение, но соединены синтаксически неправиль¬ным способом. В работе «Логический синтаксис языка» (1934) он попытался локализовать основной источник псевдопроблем с помощью предложенного им различия между содержательным (материальным) и формальным модусами речи. Согласно этому различию, предложения, сформулированные в содержательном модусе, говорят об объектах, в то время как предложения в формальном модусе говорят о словах. С точки зрения Карнапа, в обыденном языке есть немало предложений, которые на первый взгляд кажутся предложениями об объектах, но при внимательном анализе оказываются предложениями о словах. Эти предложения очень часто используются по аналогии с предложениями об объектах, что и приводит, как считает Карнап, к возникновению псевдопроблем.

Взамен прежней метафизики Карнап сформулировал новое понимание философии как «логики науки». Вначале, когда Карнап понимал под логическим анализом исключительно определение синтаксической структуры языка, он, отождествляя философию с «логическим синтаксисом языка науки»» ее задачу видел в том, чтобы формулировать «синтаксические правила вместо философских аргументов». Однако впоследствии семантические исследования польского логика и математика А:Тарского убедили Карнапа в необходимости расширить логический анализ языка, включив в него выявление семантических свойств и отношений.

Логический анализ в понимании Карнапа призван был не только «очистить» науку от метафизики, но и выявить, в конечном итоге, единство научного знания. Единство науки — вот еще одна идея, проходящая через все творчество Карнапа. Эта идея была воспринята Карнапом у О.Нейрата в виде физикалистского тезиса о том, что язык физики является общим для всей эмпирической науки. Благодаря этой эмпирической однородности языка все науки, включая социальные, являются лишь различными разделами одной унифицированной науки. Для обоснования тезиса о единстве науки необходимо было прежде всего показать, что психологические термины могут быть введены на базе физического словаря, что Карнап и предпринял в статье «Физикалистский язык как универсальный язык науки» (1932).

Метод философского исследования Карнапа можно охарактеризовать как логический анализ с помощью реконструкций в модельных языках с четко заданной структурой. Карнапа отличала предельно ясная, четкая и строго ориентированная на решение задачи, манера рассуждения, поиск максимальной точности, тщательная обоснованность выводов, недогматичное, открытое отношение к кри¬тике — именно те качества, которые всегда характеризо¬вали добросовестного ученого и которые, как надеялись логические позитивисты, должны возобладать в практике философских исследований.

Р.Карнап сознательно строил свои философские ис¬следования «по образу и подобию» науки. Как пишет Гер¬берт Фейгль, передавая свои впечатления о первой лек¬ции, прочитанной Карнапом в Венском кружке по пробле¬ме пространственно-временной топологии, — он излагал свои взгляды «в манере, в какой инженер объяснял бы структуру только что изобретенной им машины»4. Безус¬ловно, само по себе использование логических методов и научных критериев строгости и точности рассуждений еще не дает гарантированного успеха в решении философс¬ких проблем, однако в случае Карнапа удивительное со¬четание исключительно ясного, строгого и основательного анализа, смелости логического воображения, глубокой фи¬лософской интуиции и умения схватывать в предельно четких и прозрачных формулировках существо проблемы привело к результатам, которые имеют первостепенное философское значение.

Для тех, кто знаком с Карнапом только по его рабо¬там, он может показаться «воплощенной рациональнос¬тью», мыслителем, который в спокойной, неэмоциональной манере занимается сложными теоретическими построени¬ями, чрезвычайно далекими от мира человеческих страс¬тей и надежд. Однако это не вполне так. Пройдя первую мировую войну, Карнап прочно утвердился в идеях соци¬ализма и пацифизма, верность которым он сохранял до последнего дня. Всю свою жизнь он активно боролся за социальную и политическую справедливость. Не удиви¬тельно поэтому, что на последней фотографии, снятой не¬задолго до его смерти, Карнап запечатлен на заседании Организации борьбы за гражданские права африканского населения Америки в Лос-Анджелесе, активным участни¬ком которой он являлся.

Со смертью Карнапа практически прекратило суще¬ствование и то направление философской мысли, которое вдохновлялось его неустанным творческим поиском.

Сегодня уже нельзя найти философа, который бы открыто заявлял о своей принадлежности к логическому позитивизму. Примечателен тот факт, что в 1978 году А.Айер, влиятельный представитель этого философского направления в Англии, отвечая в интервью на вопрос, что, по его мнению, является главным недостатком доктрины логического позитивизма, сказал: «Я полагаю, наиболее важным... является то, что почти вся она оказалась ложной»5. Действительно, дискуссия по протокольным предложениям убедительно показала, что не существует абсолютно надежного эмпирического базиса, выступающего пределом логического анализа научного знания. Не удалось осуществить и программу редукции всех научных терминов к некоторому классу базисных эмпирических понятий. В силу этого идея единой унифицированной науки не получила своего строгого обоснования. Принцип верификации оказался слишком жестким критерием познавательного значения: помимо метафизики он отсекал от науки и ее наиболее плодотворные части — научные законы и теоретические термины. Но как не раз случалось в истории философской мысли, ложность доктрины не помешала плодотворному использованию последующими поколениями философов тех принципов и установок, которые составили существо философского метода логического позитивизма. Для новых поколений философов оказалось очень привлекательным стремление Карнапа и его сторонников держаться твердой почвы фактов и обоснованных данных, использовать только ясные, строгие построения, избегая пустых спекуляций и недомолвок. Взглянув на вещи под этим углом зрения, нельзя не признать, что в XX веке трудно найти другое философское направление, которое отложило бы столь сильный отпечаток на последующее развитие философской мысли, как логический позитивизм. Приоритетное внимание к логическим средствам анализа и аргументации, перевод рассмотрения философских проблем в чисто лингвистическую плоскость («в разговор о словах и их значениях»), проведение философского исследования по научным стандартам и меркам, обоснование философских положений э манере, допускающей объективную критическую оценку и т.д., — все эти качества, отличающие современную аналитическую философию, сформировались во многом благодаря усилиям логических позитивистов и Карнапа в первую очередь.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Программа сведения математики к логике, получившая название логицизма, была изложена в работе Г.Фреге 4 Основные законы арифметики* (1893-1903).

2. Например, для предиката «растворимый [в воде]» можно предложить два способа сведения к наблюдаемым свойствам: (1) *Х растворим, если и только если всякий раз, будучи помещен в воду, он растворяется», и (2) 4 Будучи помещен в воду, X является растворимым, если и только если X растворяется». Первый способ Карнап называет определением и показывает его несоответствие обычному смыслу слова 4растворимый», поскольку он ведет (в силу свойств материальной импликации) к парадоксальному результату, а именно: если X вообще не был помещен в воду, то он растворим. Второй способ, не имеющий такого нежелательного следствия, Карнап называет 4 редукционным предложением».

3. Карнап Р. Преодоление метафизики логическим анализом языка. — Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. М., 1993, М» 6, с. 26

4. Rudolf Carnap, Logical Empiricist. Materials and Perspectives. Ed. by J.Hintikka. Dordrecht, Reidel, 1975, p. XIV.

5. Цит. по: Hanfling O. Logical Positivism. Columbia Univ. Press. New York, 1981, p.